О том, какие миссия и принципы должны быть у современного университета, по каким показателям можно и нельзя судить о качестве образования и на что в работе вузов повлияет закон о просветительской деятельности, рассказал в интервью Образовательной платформе «Юрайт» Темыр Айтечевич Хагуров, проректор по учебной работе, качеству образования — первый проректор Кубанского государственного университета, доктор социологических наук.  

Темпы роста российского EdTech составляют 20—25 % в год (Интерфакс). Вступили ли вузы и колледжи в конкуренцию с онлайн-университетами и EdTech за абитуриентов? Понятно, что молодых людей сегодня привлекают полностью дистанционный формат, возможность быстро получить образование в узком профиле, делая акцент на навыках и общении с практиками. Угроза ли это? 

Безусловно, это является угрозой, вызовом, который нельзя не замечать, и он, конечно, очень сильно меняет элементы архитектуры национальной системы образования — действительно появляется достаточно много платформ, онлайн-университетов. 

Классические, существующие в традиционных форматах университеты сегодня активно осваивают EdTech, они конкурируют на рынке с негосударственными организациями, с образовательными компаниями, друг с другом. Это сложный рынок, на котором в современной упаковке продаются те или иные компетенции, возможность освоить те или иные навыки, наборы навыков, пойти по той или иной траектории — это очень разноплановый рынок в смысле того, что там продается. Это удобно, вне всякого сомнения, — можно получить компетенции, можно получить свидетельства о наличии этих компетенций — документы о дополнительном образовании, о профессиональной переподготовке и т. д. И это, конечно, очень мощный фактор, которого нельзя не замечать. 

Является ли это угрозой классическому университетскому образованию? Здесь нужно понимать, что мы говорим о разных вещах, из поля практики попадаем в поле идеологии. Когда мы говорим, что наличие современных технологий, передача информации, наличие глобальных, национальных, региональных образовательных платформ и облегчение доступа к этой информации потенциального заказчика все меняют в образовании — нет, меняют, но не все. Чтобы пользоваться этим, человек должен получить образование, а это нечто другое. Это подготовка, а образование — это то, что происходит в стенах университета или школы.   

В контексте этого и других вызовов, как пандемия и цифровизация, что принципиально изменилось в программах КубГУ, чего раньше не могли предложить абитуриентам, а теперь, в 2021 году, можете? 

Во всех университетах схожая ситуация: что мы можем предложить? Мы стали активно предлагать элементы онлайн-обучения: большинство дисциплин или курсов, которые мы читаем, подразумевают сейчас возможность онлайн-освоения. Это резко облегчает обучение для определенных категорий, человек учится заочно, человек заболел, уехал, иностранные студенты и т. д. Возможность виртуализировать часть курса действительно делает образовательные программы более гибкими. Разумеется, это касается далеко не всех курсов — скажем, лабораторные или практические работы по естественнонаучным дисциплинам нужно все-таки проводить в лабораториях. 

При этом я хочу подчеркнуть: онлайн-формы освоения не замещают полноценно традиционный формат освоения дисциплин. Если человек сломал ногу, он может ходить на костылях, но это не значит, что он может бегать на двух ногах. Мы освоили за это время интернет-ресурсы, образовательные платформы, где действительно много ценной полезной информации, и предлагаем ссылки на них. Это если говорить о новациях, которые распространились на всех. А все остальное достаточно традиционно, находится в рамках специфики каждого вуза. 

Еще одна новелла появилась недавно: теперь мы обязаны в основные образовательные программы включать план воспитательной работы. В вузы возвращается понятие воспитания, оно связано с контентом образования — это хорошо, так как это возврат к классическим устоям. 

В чем миссия университета?

Миссия университета в общем достаточно ясная — это миссия просвещения. Мне кажется, девизом любого университета может быть цитата из Евангелия: «Знание сделает вас свободными» — и если мы обратим внимание на классические представления, которые были разработаны еще в греческой философии и потом приняты на вооружение средневековыми университетами, потом университетами эпохи Просвещения, XIX в., из платоновской академии перешли в средневековый схоластический университет, потом в гумбольдтовский университет, а потом в современный предпринимательский университет, с моей точки зрения, должны прийти три основных принципа. Что такое «получить образование»? Там есть триада целей, которые последовательно реализуются: понимание, целеполагание, деятельность. 

Если мы даем человеку образование, мы должны научить его понимать окружающий мир, хотя это и непросто, мы должны дать ему системные знания об этом мире, ему нужно дать интеллектуальные инструменты для того, чтобы он мог оперировать этими знаниями, и его нужно научить всем этим пользоваться, т. е. передать ему определенный объем интеллектуальной культуры, — это не то же самое, что компетенции, хочу подчеркнуть, это знаниевая компонента, она определяет наше понимание мира.

Следующая цель — элемент триады — целеполагание. Что такое выбор целей? Это всегда выбор ценностей. Потому что я выбираю ту или иную цель на основе имеющейся у меня системной ценности, это воспитательная компонента — мы должны сформировать систему ценностей, как общих (это, как правило, происходит в школе), так и профессиональных. В каждой отрасли деятельности, знаний, в каждой научной отрасли есть своя система ценностей, есть профессиональная этика, и мы должны это передать, чтобы человек дальше делал профессиональный выбор на этой ценностной основе. 

И наконец последний компонент — деятельность. Мы должны научить решать определенный класс задач, это собственно компетентностная составляющая, она идет последней в рамках триады. Это принципы классического образования, они остаются неизменными. И еще один момент — очень важная миссия университета — это сохранение глубины. Об этом в свое время много писали, было много дискуссий, была программная статья известного ученого Умберто Эко, она называлась «От интернета к Гуттенбергу». Университет — это все-таки текстуальная культура, это текстовый тип понимания действительности, как бы мы ни осваивали информационные технологии. Опять такая отсылка с перифразом: «В начале было слово, слово было в книге, книга была в библиотеке университета». 

Спасибо за экскурс в историю! Вы упомянули о том, что сегодня действует предпринимательская модель университета. По вашему мнению, если у руководителя в сфере образования нет педагогического бэкграунда, если он менеджер по образованию, может ли он управлять в вузе? 

Здесь все дело в профессиональной траектории — я глубоко убежден в том, что мы не можем управлять тем, чего мы не понимаем. Модная идея в свое время, пришедшая к нам из бизнес-школ США, — о том, что не важно, чем управлять: заводом, школой, фермой или университетом — принципы управления везде едины. Конечно, они везде едины, но наполнение этих принципов, их конкретизация принципиально различаются в зависимости от того, управляю я заводом или университетом, поэтому, не зная того, как устроен университет, не понимая, что такое передача знаний, управлять полноценно этими системами невозможно. Тем более мы наблюдаем повсеместный перекос, когда приходят в образование эффективные менеджеры и они пытаются управлять с точки зрения эффективности, но у образования есть своя, не стоимостная шкала измерений, есть совершенно незаметные внешнему наблюдателю закономерности процесса обучения и воспитания, есть определенные когнитивные законы, интеллектуально-психологические механизмы, которые действуют. Я могу не иметь базового педагогического и психологического образования, но если я работаю в этой сфере, ее осваиваю, мне нужна профессиональная траектория, довольно длинная, чтобы я поработал и понял, как все устроено, мне обязательно нужно будет дополнительное образование, которое помогало бы мне понять, как эти механизмы работают.  

Мы понимаем, что результаты образования имеют отложенный эффект, нельзя пытаться сразу найти показатели результативности, но что тогда является показателем качественного обучения и преподавания? 

Конечно, мы не можем ставить KPI всем сотрудникам университета, и принцип работы профессора отличается от принципа работы специалиста или менеджера коммерческой фирмы. Но определенные элементы бизнес-культуры, я считаю, вузы должны заимствовать, они это делают, и это хорошо. Здесь, наверное, не какие-то конкретные технологии, а общий дух. Университетская культура — она инертная, неторопливая, мы можем порассуждать, посмотреть на ситуацию с разных сторон, и иногда нас это от сути дела уводит в сторону эстетики размышлений — я так выразил мысль, мой коллега так. Это очень красиво, и здесь мы умные, но проблему не решаем. А корпоративный подход привлекателен своим прагматизмом: все умные, но давайте мы решим конкретную проблему в определенные сроки. И вот эти элементы культуры, конечно, нужно заимствовать, но важно избегать крайностей — я специально обозначил крайние точки. 

Что такое качественное образование и как его измерить — это вопросы, которые волнуют всех нас. Мы понимаем, что тесты — это очень поверхностный инструмент, оценки работодателей — да, наверное, но ведь работодатель смотрит на нашего выпускника со своей точки зрения, ему нужен сотрудник, а наша задача — сформировать такого выпускника, который мог бы стать сотрудником любой фирмы в своей области. Мы формируем гибкие адаптивные мозги, которые на рабочем месте добирают конкретных навыков, адаптируясь под рабочее место, а работодатель часто заинтересован уже в этих навыках. Опять американская модель: последние два года бакалавриата — это практическая подготовка, где 50 % времени занимает практика. Успехи выпускников — отложенный способ измерения, есть рейтинг Forbes, который считает количество миллионеров из числа выпускников, но здесь много случайностей, это не прямой показатель качества. 

Наверное, каким-то показателем может быть все-таки при всех оговорках результативность работы совокупности выпускников университета как корпорации, какое количество выпускников идет работать в экономику региона, если мы говорим о региональном университете, насколько эффективно их деятельность оценивается и т. д. Если мы для себя хотим оценивать, насколько эффективно мы готовим специалистов, насколько мы выполняем свою университетскую миссию, то это наша работа с выпускниками и с сообществом, которое их принимает. С моей точки зрения, эти качественные элементы оценки очень важны. 

Вы перечислили несколько вещей, ответственность за которые лежит на университете, чтобы на выходе получился готовый к трудоустройству и добиранию навыков человек. Понятно, что нужны критическое мышление, понимание мира, о котором вы сказали, но помимо этого чему надо учить современного студента, есть ли универсальные компетенции, которые в XXI в. точно пригодятся всем?

Здесь можно ответить двумя путями. Первый — есть так называемые soft skills. Честно скажу: мы копировали опыт Томского государственного университета, они ввели у себя понятие «ядро бакалавриата» — есть набор дисциплин, которые читаются на всех направлениях подготовки, он ориентирован главным образом на формирование soft skills, т. е. это набор таких компетенций и навыков, как командная и проектная работа, умение общаться, саморегуляция и т. д. Мы пошли примерно по этому пути, очень жесткое сопротивление факультетов преодолели, поскольку факультеты хотели наполнить программы предметным содержанием, и мы говорили, что в первые два курса мы должны эти 10 инвариантных дисциплин положить — это облегчит студентам переход на другое направление, потому что есть проблема с осознанным выбором профессии, одна из главных. У нас в университете создана психологическая служба, и вал обращений к психологам начинается в конце первого — начале второго курса, а мотив один: «Я выбрал не то направление, родители говорили, друзья советовали, а теперь я год проучился и понял, что это не то». Тут многое значит профориентация. И, конечно, эти навыки существуют, они востребованы, о них много написано. 

Но я, если позволите, отвечу с другой стороны: с моей точки зрения, очень важно сформировать три вещи — вне зависимости от того, на каком направлении учится студент, и именно они являются ключевыми, а не какие-то другие soft skills и т. д. 

Во-первых, это любознательность, любовь к знаниям — сформировать это качество проблематично, мы же имеем дело со студентом информационного века, он перекормлен информацией, он супергаджетирован, мы видим проблему утраты любопытства, интерес в аудиториях вялотекущий. И чтобы сделать сознание живым, восприимчивым, преподавателям нужно любить то, чем они занимаются, нужно эмоциональное отношение к предмету, только оно порождает эффективное усвоение. 

Второй момент — трудолюбие. Мы должны сформировать такое качество. Современный студент — это ленивый человек, он выполняет определенный объем работы, но потом хочет уйти на каникулы, живет от сессии до сессии. 

И третье, очень важное — человеколюбие. Где бы человек ни работал, он будет работать в обществе. Мы должны передать эту установку: я работаю не только для себя любимого, а для родины, семьи, корпорации. В любой профессии должна быть социальная ответственность. Если мы это сформируем, дальше он найдет свой путь. 

Вопрос от слушателя интервью Виктора Большова: Как вы считаете, какова вероятность перехода на дистант в ближайший год и какая доля образовательного материала может быть переведена в онлайн? 

Вероятность существует, мы живем в условиях коронавирусных рисков и ограничений, кто-то предрекает новую волну коронавируса, кто-то утверждает, что будет сформирован коллективный иммунитет. Я думаю, что внешний фактор, эпидемиологическая ситуация, является определяющим. Мы, например, пока функционируем таким образом: студенты-заочники работают дистанционно, студенты очных форм работают в аудиториях с соблюдением всех ограничений. Честно говоря, не хотелось бы, чтобы мы опять целиком уходили в онлайн.

Какая часть может быть переведена в онлайн? Практически 100 % может быть переведено, но это вызывает определенные сложности у естественнонаучных направлений, которым надо быть в лабораториях. Но главная сложность — мы разрываем эмоциональный живой контакт студента и преподавателя, это исключительно важно, потому что один и тот же учебный материал я как преподаватель по-разному преподаю в разных аудиториях. Одна и та же студенческая группа может быть в разном настроении — они передо мной послушали что-то, у них на языке вертятся вопросы, они готовы воспринимать информацию. Это не машины, а живые люди, на них влияет погода и т. д. Глядя в глаза аудитории, считывая ее эмоциональное состояние, я адаптирую способ подачи материала от лекции к лекции и от курса к курсу. Мне нужно и им нужно видеть глаза, и нам нужна живая эмоциональная связь, потому что если мне интересно то, что я с ними делаю, есть шанс, что и им станет интересно. Когда я вижу только аватарки на экране, у меня через 10 минут начинается чувство паники, я не понимаю, я начинаю просить их отозваться — они отзываются, но мы друг друга не видим. Консолидированное мнение — в онлайне издержек больше, чем плюсов. Это костыли. Есть отдельные элементы, которые могут быть выведены безболезненно, но это касается небольшого набора дисциплин или курсов. 

То есть, по-вашему, те самые любознательность, трудолюбие и человеколюбие не получится сформировать в онлайн-формате?

А вы попробуйте детей воспитывать в онлайн-формате! Мы можем жить с ребенком в соседних комнатах, но не видеться, работать в онлайне. Дети маленькие — они физиологичны, им нужен контакт с мамой и папой. Но еще раз: мы все живые люди, нам нужно видеть глаза друг друга, эмоциональные реакции, нам нужно быть в коллективе и обмениваться энергией. Одна из главных вещей, на которые жаловались студенты, — это одиночество перед компьютером в условиях онлайн-обучения: все друзья по домам, видеться нельзя, пообщаться в группе нельзя. 

Вопрос от слушательницы интервью Маргариты Морозовой: Вы говорите о возврате в систему вуза воспитательной функции, однако Министерство перевело вузы на оказание воспитательных услуг — как согласовать эти две задачи в изменившемся формате? 

Министерство прямо не переводило нас на режим образовательных услуг — ни в одном законе об образовании этого нет. Там встречается термин «образовательные услуги» в 273-ФЗ, но он не определяет, что такое образование. Образование — это процесс обучения и воспитания, и инициатива вернуть воспитательную работу — как раз инициатива министерства. 

Одно время идеология образования в России была выдержана в маркетинговой логике: мы предоставляем образовательные услуги, потребитель их осваивает, идет конкуренция на рынке услуг, потребитель голосует рублем. Потом выяснился ряд сложностей: мы вначале с восторгом туда окунулись, а потом оказалось, что образование — это не колбаса, и не каждый потребитель может оценить качество, это услуга, но сложная и растянутая во времени. А есть такой закон — потребитель хочет комфорта, потребитель ищет наиболее комфортный способ получения услуги, а настоящее образование, как любая технология личностного роста, дискомфортно — нужно преодолевать лень, нужно заставлять себя учиться. Представьте себе рекламный текст: «Приходите учиться в наш университет, у нас лучшие педагоги и современные технологии обучения, прямые связи с работодателями. Окончив наш вуз, вы уверенно идете в свою будущую карьеру», — обычно так мы все обращаемся к абитуриентам, на разный манер. Теперь представьте, что я говорю родителям на Дне открытых дверей: «Собрались учиться у нас — 10 раз подумайте: учиться тяжело, преподаватели требовательные, будете лениться — выгоним». — «А моя будущая карьера?» — «А это, дружок, результат твоих личных усилий и амбиций». 

Настоящее образование устроено именно так, и мы это понимаем. Это отрезвление от восторга 1990-х гг., время новых образовательных технологий, рынка образовательных услуг проходит, и поэтому совершенно закономерно возвращение воспитательной работы. Мы же должны формировать систему ценностей и профессионала, и гражданина — мы никуда от этого не денемся, все нормально. 

Если мы затронули тему законов — как закон о закреплении понятия просветительской деятельности отразится на работе вузов? 

На работе вузов он отразится абсолютно нормально. С моей точки зрения, закон направлен против непонятных организаций, которые под видом просвещения могли проводить разного рода информационные кампании. Если я профессор университета, мне никто не мешает читать публичные лекции — например, у нас в университете действует проект «Открытый университет», ведущие профессора разных факультетов на разные научно-популярные темы, не связанные с контентом конкретной образовательной программы, читают для широкой аудитории открытые лекции, это выкладывается в интернет — и здесь все ясно. Это профессор университета, он компетентен в своей области и т. д. А когда в любой регион приезжает организация с условным названием «Международная академия стратегических исследований» — кто исследует, что исследует, где эта академия, никто не знает, и какой-то спикер начинает что-то рассказывать на политические темы или темы здоровья. Под видом просветительских проектов часто мы наблюдали политические кампании, маркетинговые кампании, и здесь идет попытка регулировать эту сферу. С моей точки зрения, очень здравая идея. 

Вы озвучили на дискуссии в апреле мнение, что одной из определяющих вещей в университете является библиотека, и обозначили проблему снижения интереса к ней и как таковой востребованности учебных библиотек, в том числе и из-за цифровизации — так как сделать библиотеку снова центром притяжения студентов и преподавателей? 

Здесь делать надо много чего. На меня две библиотеки университетские произвели очень большое впечатление: одна в Томском государственном университете в 2018 году — и само пространство, и то, как функционирует библиотека, а потом в Китае в государственном университете социальных наук — шестиэтажное здание, начиненное самыми современными сервисами и набитое читающими студентами. Меня это больше всего поразило: читальные залы, стопки книг и дети, которые увлеченно читают и пишут. 

Что надо делать? Во-первых, оформлять пространство библиотеки — хотим мы или нет, она должна стать местом коворкинга, стать комфортной, подразумевать удобные способы пространственной локализации. Это и зонирование, и соответствующая мебель, и наличие интернета, и возможность рядом получить кофе. Немного меняется культура — от строгих парт мы по крайней мере в этом пространстве должны к чему-то более свободному двигаться. 

Во-вторых, круглосуточный режим работы — многие университеты к этому переходят, и мы тоже это планируем и прорабатываем. Во многих кампусах такой режим: в любое время студент может прийти в библиотеку, где пропускной режим или работает круглосуточный охранник, и он там может получить интернет, взять любую книгу, попить кофе из автомата — это и есть центр притяжения. Локализация в библиотеке разного рода университетских интеллектуальных просветительских мероприятий — это тоже важно. 

Ну и непопулярную вещь скажу: мы сегодня должны элемент организационного насилия проявлять в вузе, а именно принудительно ситуацию составлять для того, чтобы студент в университете гаджет отложил в сторону, а книгу взял в руки. Это может касаться организации занятий: например, тебе надо не написать реферат классический, а взять книгу, написать эссе от руки за 40 минут, и ты можешь через ЭБС выйти, посмотреть текст. В общем, мы должны создать условия для того, чтобы студент не просто комбинировал и распознавал. Даешь задание — реферат, и он за 15 минут нашел там и тут, склеил — вот, пожалуйста, текст. Нет, навык работы с текстом, вдумчивого чтения, размышления, изложения собственных мыслей в письменной форме, обсуждение — такие формы работы.

В заключение от Темыра Хагурова:

Во время научной промышленной революции — XVII—XVIII вв. — лучшими университетами в Европе и лучшими школами были иезуитские католические школы и университеты. Очень многие выдающиеся деятели науки и просвещения их заканчивали. В чем их секрет? Они были гибкими и консервативными одновременно. Я убежден, что миссия университета сегодня — сопрягать гибкость и консервативность. Мы должны быть интеллектуально глубокими, консервативными, верными классическим принципам, и вместе с тем мы должны идти на переднем крае вместе с технологиями, вместе с бизнесом, все это осваивая. Эти две вещи нужно сочетать — и я нам всем хочу пожелать, чтобы у нас это получалось.  

Интервьюер: Полина Частова